Александр Годов - Бремя [litrpg]

Я бросил взор на Анлурию. Она молчит и лишь улыбается, как бабушка за долгое время увидевшая внука.

-- Хозяин собирает всех виртов у себя, да, Шут? -- спросил я.

-- Именно так, господин.

-- А если я откажусь?

-- Тогда... И ваша группа, и вы будете понижены до уровня дегро. Выбраться из города, к сожалению, не получится. Гули везде, господин. Не будьте самоубийцей.

Я кивнул, посмотрел на черный купол и спросил:

-- Если я соглашусь, что станет с моими соклановцами?

-- Хозяин предлагает сделку. Хорошую сделку.

-- И какую же?

Шут вновь встал на ноги, отряхнул руки о полы кафтана.

-- Ваши, так сказать, "друзья" -- хотя они вам ни какие не друзья, уж поверьте карлику! -- станут дегро. Затем их преобразуют в оружие...

-- Это немыслимо! -- перебил я, начиная закипать от злости.

-- Дослушайте меня, -- попросил Шут. -- Их преобразуют в оружие. Тем самым они будут исключены из игры. Но! -- Он поднял указательный палец с длинным загнутым ногтем. -- На их электронные счета переведут большие суммы. Этих денег будет достаточно, чтобы припеваючи жить в реале. Вы ведь не забыли о том, что на самом деле ваши "друзья" останутся живы? Это для вас этот мир кажется настоящим! Для них он всего лишь средство заработка.

Бедняга на кресте по левую сторону от меня застонал. Мухи новой кожей покрывают его тело. Их жужжание сводит с ума, не дает сосредоточиться.

-- Мне надо подумать.

-- Вас никто не торопит, господин, -- кивнул Шут. -- Можете сколько потребуется просидеть в подвале вместе с девушкой. Ей тоже ничего не грозит, не беспокойтесь. Хозяин рассчитывает на вашу благоразумность.

Карга подошла ко мне, протянула четки, шарики которых сделаны из хлебной мякоти.

-- Крольчонок всё уже давно решил, -- сказала она. -- Но боится стать предателем в глазах других зайцев. Вот только он не понимает, что вокруг него не зайцы, а -- голодные волки. Стоит зазеваться крольчонку, как его сожрут с потрохами. Старая Алнурия долго живет на этом свете. Она знает, как устроен мир. Не лучше ли играть по своим правилам, хе-хе-хе? На вот, крольчонок, возьми четки.

Я одернул руку.

-- Они мне не нужны.

Покачав головой, карга спрятала оберег обратно в карман.

Шут положил серую, едва светящуюся ампулу размером с ноготь мизинца мне на ладонь.

-- Господин, если примете решение стать частью армии Хозяина, просто съешьте эту штучку. Так мы поймем, что вы с нами. Ни гули, ни великаны, ни кто-либо еще из порождений больше не тронут вас. Если же не захотите стать частью победителей... что ж... Просто киньте ампулу в воду. В подвале, где вы прячетесь, её достаточно.

Я молча бросил "лекарство" в карман плаща.

-- Могу возвращаться?

Карлик отрицательно замотал головой.

-- Нет-нет, господин, постойте. Я бы хотел вам кое-что показать.

Он взял мою руку и повел вдоль крестов. Его пальцы теплые и твердые, словно держусь за спинку дивана. Старая Алнурия плетется позади нас.

-- Вы обязаны это увидеть! -- с нескрываемой радостью сказал Шут. -- Игроки редко подобное лицезрят. Особенно низкоуровневые игроки, как вы, господин! Не хмурьтесь, пожалуйста! Я не хотел оскорбить вас. Величие Хозяина заключается не только в созидании, но и в разрушении, запомните это.

Карга хихикнула за спиной.

-- Маленький человечек не должен испугать крольчонка. Старая Алнурия считает, что еще не время. Хотя красота мира и должна быть явлена людям. Можно часами наблюдать, как по листочку ползет жучок, но также увлекательно порой растоптать беднягу-жучка! Ножкой бить-бить-бить! Пока от маленькой гадины не останется и мокрого места! Хорошие башмачки для этого нужны. Очень хорошие!

Я попытался понять, о чем карга и карлик говорят, но смысл их слов ускользает от меня.

Улица вывела на широкую площадь. Сначала в этом океане чудовищ и людей ничего не могу разобрать -- огромная живая масса постоянно движется и стонет. Но я сосредоточился и... Вскрикнул. Убеждаю себя, что всё это ненастоящее. Что это попросту невозможно. Что передо мной разыгрывается дешевый спектакль.

Из каменных плит тут и там тянут к небу костлявые руки полузакопанные скелеты наподобие моего Родрига. Удивительно, удалось даже рассмотреть, чем они отличаются друг от друга -- у кого-то не хватает зубов, у кого-то форма черепа другая. Но всех их объединяет одно: из клеток ребер вырывается неестественный, пугающий синий свет.

Твари расправляются с игроками методично и быстро. Людей безжалостно рубят, отовсюду доносятся крики, плач и отчаянные мольбы. В свете фонарей зловеще блестят окровавленные мечи, что держат горбатые двухметровые чудовища.

-- Всех их превращают в дегро, -- без единой эмоции заметил Шут, прислонившись спиной к указателю. -- Некоторые умирают безвозвратно.

-- Что? -- не понял я.

-- Говорю: некоторые умирают навсегда. Вы, господин, наверняка видели горы трупов на улицах. К сожалению, под защитным куполом случаются сбои. По крайней мере чаще, чем нам хотелось бы.

Я тупо кивнул не в силах оторвать взор от площади. Я словно растворился в воздухе, стал частью города. И вся боль, все мучения проходят через меня, оставляя после себя звенящую пустоту. Дети, плача, пытаются вырваться из цепких рук гулей, но у них ничего не получается. Им сворачивают шеи, протыкают когтями насквозь, выгрызают сердца. Матери тянут руки к своим чадам до тех пор, пока их черепа не раскалываются от могучих ударов горбатых тварей.

В груди больно защемило, брызнули слёзы, исказив мир лучистыми кляксами.

-- Я... хочу вернуться...

-- Старая Алнурия сопроводит вас, господин, -- заявил карлик, жадно наблюдая за страданиями игроков. Облизнул нижнюю губу.

-- Ты вернулся!

Мрак в подвале кажется спасением. Запер за собой дверь и, содрогаясь от рыданий, сполз на пол. Закрыл голову руками в жалкой попытке отгородиться от мира. Никогда еще не чувствовал себя таким разбитым. Перед мысленным взором по-прежнему стоят картины зверств.

-- Что случилось?

Слышу шаги, скрип досок. Затем -- крепкие руки обнимают меня.

-- Нам конец, -- сквозь слезы сказал я. -- Из города не выбраться. Повсюду твари. Площадь... ты бы видела, что стало с ней! Людей методично превращают в дегро.

-- Успокойся, пожалуйста.

Страх не уходит, наоборот -- крепнет, вгрызаясь меня. Дрожь не остановить.

-- Где твоя сабля?

-- Отобрали, -- соврал я, не задумываясь.

-- Ты можешь нормально всё объяснить?

Рассказать правду? Не думаю, что она ей понравится.

-- У нас есть еще день прежде, чем гули спустятся в подвал и...

Она кивнула и ласково провела тыльной стороной ладони по моим щекам. Её лицо стало грустным, а в глазах появилась печаль.

-- Одиссей, мы уже ничего не сможем сделать. Пожалуйста, перестань плакать, иначе я сама разрыдаюсь тут.

Юдоль больше не храбрится, маска стервы и мужиковатой бабы спала.

-- Дети... -- хотел было продолжить я, но не смог. Горло сдавило невидимым обручем.

Она села рядом со мной, тоже прислонилась к стене и посмотрела на огонек свечи.

-- Не думала я, что всё так закончится, честно говоря, Одиссей. Ну, у нас есть хотя бы один день. Неплохо ведь, да?

-- Наверное.

Навалилась страшная усталость, ощутил себя древним измученным стариком. Радует хотя бы, что в подвале ничего неслышно, иначе бы просто свихнулся. Хватит на сегодня ужасов.

-- Тебе бывало когда-нибудь хуже? -- спросил я охрипшим голосом.

-- Наверное, да. В детстве. После землетрясения дом, в котором жила с матерью, рухнул. Два дня провела под завалами, пока спасатели не вытащили. Веришь -- даже не поцарапалась. До сих пор отчетливо помню, как было страшно. Пытаешься отодвинуть плиты, но ничего не получается. Дышать трудно из-за пыли.

-- Тебе, наверное, неприятно это рассказывать?

Она махнула рукой, улыбнулась кончиками губ.

-- Уже всё равно. Мы с тобой уже никогда не увидимся.

-- Хотел бы и я поделиться чем-нибудь сокровенным.

Юдоль бережно коснулась кончиками пальцев моей щеки.

-- Давай трахнемся? -- предложила она.

-- Что?

-- У нас есть день. Почему бы и нет? Это единственное, что нам остается.

Тяжело сглотнув, я смутился, чувствуя, как начинают гореть щеки. Её пальцы нежно скользнули по моим ушам, оставляя после себя приятное покалывание.

-- Я...

Юдоль не дала мне договорить и поцеловала. Её губы мягкие и теплые. Жар опалил меня, будто упал в горячую воду.

-- Если ты делаешь это, чтобы успокоить меня, то...

-- Замолчи, пожалуйста.

Она села на мои колени, обняла. Я захотел вновь заплакать от избытка чувств, схватил в обе ладони её лицо и начал жадно целовать. Она ответила жарко, от её прикосновений загорелись шея и грудь. Ощутил, как распухает в штанах. Я погрузился в пьянящую бездну. Не заметил, как исчезли плащ, роба, сапоги, а затем и штаны. В отличие от Юдоль её раздеваю неумело, пальцы едва слушаются, поэтому она мне помогает.

Жадно захватил губами её соски, те приподнялись под моим языком. С трудом себя контролируя, я застонал. Юдоль обвила руками мою шею, поцеловала жадно. Она погрузилась в меня и начала медленно-медленно двигать бедрами, постепенно убыстряясь. От волны удовольствия закрыл глаза. Наши тела слились, и все беды, все ужасы отошли на второй план. Остались лишь восторг, страх и облегчение -- странный коктейль чувств.